Алексей Ольгин - поэт, автор стихов многих известных песен: "Топ...Топ...", "Будет жить любовь на свете", "Человек из дома вышел", "Иду я к солнцу", "Солдаты ходят по земле" и многих других.
О рождении некоторых из них и об извкстных композиторах его Воспоминания.
1963 год. В Питере взошли «Невские зори» - сборная селянка из эстрадных номеров, приправленная частушечниками Рудаковым и Нечаевым, любимцами народа и партийных боссов благодаря остроумию Константинова и Рацера.
Слава Пожлаков, двухметровая мачта из сухой карельской березы, - самородок без огранки, - нигде не учился, кроме школы;- пробежав путь от гармоники до саксофона, в конце сороковых годов стал известен на Западе, как подпольный джазмен. Теперь – руководитель музыкального ансамбля, сопровождающего действо «Невских зорь»…. Сморщенная в неприятии переносица, скривленное набок лицо: « «Не могу слышать современные песни!»
- Пойдешь со мной? Пригласили играть в Доме кино…
После кино – неудержимый сабантуй: сумбурно ,дымно, пьяно … Слава изгалялся на саксофоне… За полночь, волоча ноги, на Старо-Невский, каждый в свое логово.
Едва с оконного стекла роса холодная стекла, дорожкой намечая утро, - звонок в коммунальную дверь… Славик собственной персоной –помятый,непричесанный, неумытый – второпях после очередной размолвки с «благоверной», - удивительно терпеливой и преданной…
Лег на топчан, скрипнули доски. Как ты спишь?! – торчащим, костлявым лопаткам не в удовольствие.
- Извини.
- Что это у тебя за имя – Ле-е-ва? Какая-то слащавость! – сморщил переносицу.
- А Толстому прощаешь?
- Так это – Лев Толстой! - пальцами по ребрам вместо клавиатуры и напевая: - Тапа,тапа… тап тап… тап тап…- Ритм, похожий на песенный. – Пиши рыбу, Леха!
«Писать рыбу» - не есть, в смысле не кушать, - в размер музыкальной строчки втискиваются случайные слова /приводить неуместно, абракадабра – ни в какие ворота!/
- Надо что-нибудь детское, - предлагает будущий гений.
- Почему?
- Я так слышу. - Его беспредельная любовь к дочке была известна.
- Сумеешь?
- Ты же сумел.
Славик меняется на глазах, носится с писанной торбой, репетирует, но, не знакомый с азами композиции, не знает, как закончить песню. Музыканты помогли. Тут же Вероника Круглова, солистка «Зорь», робко опробовала сочинение… Настоящее звучание «Первым шагам» придала неповторимая Лидия Клемент. Песня обрела искреннее материнское тепло, авторы были по-детски счастливы, а музыканты ,завидев, входящего в ресторан Пожлакова, вставали и играли популярную мелодию.
Так мир потерял джазмена и нашел композитора- песенника, мелодиста милостью Божьей.
- Друзей должно быть меньше двух, - неожиданно объявил Слава.
- Ты так думаешь?
- Уверен.
- Ты, наверно, прав., – втайне отнес себя к минимуму...
Маэстро обращается к инструменту, и растопырив лапищу из нескончаемых пальцев, - в две октавы, импровизирует взахлеб; всё поет в нем, всё поет вокруг. Как много заложено в одном человеке!... Соавтор, загипнотизированный, ерзает на стуле, млея от восторга, благоговея….И в море музыки рождается новая песня.
В редакции «С добрым утром» на Радио шумно и суетно. Идет подсчет народных голосов, присланных по почте на «Лучшую песню года». Всё по-правде! Мешки, набитые «голосами», во всю стену огромный лист с названиями песен и именами авторов… Пожлаков с песней «Человек из дома вышел» - впереди!
- Мая? Ты жива, моя старушка?
- Жива. Хорошо, что ты позвонил. Еду в Ленинград.
Шли по Невскому под взглядами прохожих, редко кто не обернется. Популярность ей нравится, но скромно, без чванства…Газовый шарф вокруг шеи… Почему-то вспомнилась Айседора Дункан.
- Была на гастролях, твоя с Пожлаковым песня «Первые шаги»топает по стране, поют на всех перекрестках.
- Тем скорее она надоест и почит.
- Не говори, поживем-увидим… Буду ее записывать на телевидении в Москве, первая.
- Спасибо...
Она была моим другом, - не стал ее огорчать: первой на Радио в Питере без моего участия была сделана запись Лидии Клемент.
- Поздравляю тебя со шлягером! Твоя, я считаю, самая удачная подтекстовка! Сделаем Москве втык! – это Володя Дмитриев – из блистательных аккордеонистов в композиторы. – Я записал с Хилем, высший класс, на «Песне -72» пройдет на ура!
- Опять с Хилем!
- А больше не с кем. Скажи спасибо, он записал все наши с тобой песни, и все они были премированы: «Там, где была война», «Солдаты ходят по земле», «Песня молодости».
- Ты прав, без Эдика не обойтись.
Редакция «С добрым утром». В кабинете замглавного – голубоглазый детина из газеты «Гудок», недавно присланный для укрепления кадров. Смотрит из-под массивного подлобья ласковыми, доброжелательными глазами, сочувственно, по-отцовски.
- Вы же талантливый человек, а что пишете? «Лишь бы день начинался и кончался тобой!» - Следует жест ладонью по кулаку, обозначающий простое совокупление. Жест хамский, но со стерильной убежденностью.
- Помилуйте, я так не думал!
- Но так получается.
- Давайте прослушаем песню на самом высоком уровне.
- Можно. Но, понимаете, ругательные письма от народа все равно придут к нам, а этого не хотелось бы.
- «Кому многое дано – с того много и спросится». а с него спросить нечего.
И на пластинку опус не приняли, в Доме звукозаписи свой худсовет из поэтов и композиторов, свои интересы – Серое наплывает на серое, как деньги к деньгам.
Одна надежда – телевидение.
В Питере всё спокойненько. Лишь музыкальный Саша Колкер страдает у всех на виду, нервничает, торопится не опоздать, чтобы быть впереди, и делает это талантливо. Он за роялем, а Лидия Клемент, - Пахоменко еще не вызрела к тому времени как певица, - поет стихи Кима Рыжова: «…Долго будет Карелия сниться…». Эта песня навсегда! Но Саше Колкеру неймется. Там, впереди, «Съезд Комсомола», и надо участвовать. – «Надо придумать что-нибудь, надо срочно!»
Придумал, так – пустячок, для улыбки.
Просили птенчики: - Пусти нас погулять!
- Без крыльев делать нечего, - им отвечала мать:
- У кошки когти длинные, глаза горят… И наша песня воробьиная - проста:
Чирик, чик-чик… Чирик, чик-чик, чик, чик.
Сказал воробышек: - Какая ерунда! – Свои расправил перышки и выпал из гнезда!
У кошки когти длинные, глаза горят…и т.д. /Парафраз на тему М. Горького/
Умный Саша узрел подтекст. «Получилось!» - сказал Саша и, торопливо, на ходу проиграв песенку соавтору, сел в огромную для его роста новую «Волгу» вишневого цвета, подложил под себя подушечку вместе с нотной папкой под себя: «Положу их под рукою, чтоб потом не позабыть!» - а на самом деле для лучшего гляда на дорогу, и отправился в сторону съезда комсомола…
Рассказывали, что у передового отряда молодежи «пустячок» прошел на ура. Но это по слухам, Саша не соезволил.
Птенчики (А.Колкер - А.Ольгин) Мария Пахоменко и Эдуард Хиль
В Питере жизнь «коммуноидная», какая была, но и в ней случались счастливые промахи.
- Старик, ты мне нужен, - Саша Броневицкий.
- И ты мне, моложавый.
- Тебе я – более, пожалуй…. Собрались .двое в нужнике по нужде.
Не ожидал такой прыти от Броневицкого. Действительно, встретились там, где когда-то красовалась Греческая церковь. Теперь здесь отхожее место, окаймленное старинной ажурной оградой.
- Саша, чего бы тебе самому не писать стихи? – у тебя получается.
- Старик, я бы с удовольствием – мало платят.
- Откуда знаешь?
- По тебе вижу… Вот, прислал мне песнюшку один чудак из Свердловска. Музыка – ничего, текст – никуда… Погляди – поблуди.
- Опять подтекстовка! … Лады, договорились… У меня к тебе дело.
- Я в отпуске.
- Я серьезно. Возьми меня в ансамбль ведущим, Я бы всегда был под рукой, на случай.
- Ты – что?! У тебя глаза – будто на живот наступили. Очень своеобразный тип лица...
Гуляли ближе к ночи втроем в сторону Смольного: Пьеха на шаг впереди… Поодаль, с одной стороны – «шобла» патлатых, темных девиц, и с другой – такая же «шобла», два враждующих между собой клана поклонниц, воюющих за приоритет в расположении примы, с кастетами и ножами под одеждой… Они мотаются за ансамблем из города в город, неизвестно, на какие деньги, ночующие – где придется, часто голодные, не брезгующие ничем, ради возможности быть рядом. Они на каждом концерте. А прима постоянно настороже, чтобы никого не обидеть невниманием,. – возникнет драка, готовая перекинуться на предмет обожания … Так и гуляли.
- То, что ты нашкрябал, - годится, - говорит Саша, - Только откуда ты взял: « Я иду и пою – мне шестнадцать лет?» Пьехе шестнадцать было давно.
- Саша, не хами при людях! – И легко подпрыгнув, ударила правой ножкой о левую, и еще раз – левой о правую.
Копытам не мил асфальт, копытам под стать земля; кирзовые сапоги не для паркета, а туда же…
Побывал в гостях и сумел обидеть. И не изумительная музыка Таривердиева подвигла, не злой умысел, привыкшего петь под цокот копыт… Надо было сказать о музыке, предложенной для подтекстовки в восхищении: эта музыка не для тех, кому «Шуман, как шум», эта музыка для избранных! А выразился картинно – ножка на ножку, чеша в затылке, - «это салон!»… Тем и обидел маэстро, и высек себя, - на том и расстались.
Пил одинокое кофе, бесконечно, как неосторожная муха – море стакана… В памяти сохранился лишь ритм услышанной музыки.
Не всякий поклон молитва…
Так умирают листья.
Прекрасна их смерть без крика,
без слов. без инфарктов.
И что им сказать осталось
у нас под ногою?..
И крик муравья не слышен:
если на слух привычный…
Но плачет вокруг - живое,
когда невыносимо,
И боль эта - в нас, но только
сильнее и громче.
